ВЫЖИВШИЙ В ПЛЕНУ
Особая стезя выпала на долю Лифантьевых - отец тянул лямку на царской каторге, сыну пришлось побывать в фашистском плену. Но всегда в этой семье любили песню. И сегодня Александр Лифантьев, несмотря на возраст (ему 89 лет), продолжает петь в Канском городском хоре ветеранов.
Родом Александр из Иркутской области. Семья была большая - шесть братьев и сестра. В 1938 году, отслужив в армии, Александр поступил в училище связи и по его окончании стал работать радистом у лесосплавщиков.
Грянула Великая Отечественная война. Александра призвали в артиллерию. В качестве радиста-корректировщика он принимал участие во многих боях. А за операцию на Орловско-Курской дуге был награжден медалью "За боевые заслуги". Рядовому получить такую медаль в середине войны было не просто.
Надо сказать, что до лета 1944 года военная судьба Александра Лифантьева складывалась сравнительно удачно. В окружения не попадал. Тяжёлых ранений не получал. В каждом бою погибали его товарищи, а его словно берёг ангел-хранитель. Но везло, наверное, потому, что на фронт попал не зелёным юнцом. Не раз и не два приходилось наблюдать печальную статистику: прибывало пополнение и после первого же боя гибли наиболее молодые и менее опытные, а старые обстрелянные бойцы порой выходили целыми, казалось бы, из безвыходных ситуаций.
Но во время широкомасштабной операции "Багратион", проходившей на территории Белоруссии, смерть приблизилась к нему совсем близко. Одно из подразделений роты, где он служил, попало в окружение. Командир попросил разрешения у вышестоящего начальства пробиться к окруженцам и установить связь. Такое разрешение было получено. Взяв с собой двух радистов, одним из которых был Александр Лифантьев, рота вступила в бой. Пробились под покровом ночи, окопались. Но ранним утром немцы начали обстрел. Многие были ранены. Когда обстрел закончился и наступила тишина, Александр попытался настроить рацию. И вдруг за спиной у себя услышал: "Хенде хох!"
Его и ещё нескольких бойцов вывели к деревне. С этого дня жизнь для них стала подобной полуживотному состоянию. Главными и почти единственными чувствами теперь стали голод, страх, холод, боль. Первые, наиболее яркие картины плена. Их, одетых в советскую форму, подгоняют к какому-то селу, а навстречу им бросается женщина с криком: "Родненькие! Наши!" Местное население со дня на день ждало своих освободителей. Женщина ошиблась. И ошибка ей стоила жизни, конвоир в упор застрелил её из автомата.
Вскоре группу пристроили к колонне пленных и погнали через Польшу в Германию. На ночь загоняли в обустроенные наспех загоны с вышками, обнесённые колючей проволокой. Кормили жидкой, кое-как приготовленной баландой, налитой в большие деревянные колоды, поставленные на землю. Новые условия существования диктовали свои потребности. Нужно было приспосабливаться. По пути Александр натолкнулся на кусок разодранной овчины. Во время ночёвок сшил себе примитивные, зато тёплые большие рукавицы по локоть. Ложась спать, он клал одну рукавицу под голову, а другой накрывался. Позднее, когда пришли осенние и зимние холода, эти рукавицы, можно сказать, ему жизнь спасли.
Довелось Александру Лифантьеву побывать в нескольких концентрационных лагерях в Германии и Норвегии, где любой труд для истощённых людей был крайне тяжёл. Он добывал руду, дробил камень. Под Нарвиком работал в похоронной команде по перезахоронению трупов немецких солдат, около пяти лет пролежавших в земле после оккупации Норвегии Германией. Его и других военнопленных приглашали записываться в армию Власова, привлекая хорошим полноценным питанием и комфортными условиями быта. Но он отказался. Сегодня причины этого своего поступка Александр Иосифович поясняет просто, без напускного геройства: "Я подумал, у меня пять братьев и все в Красной Армии. Что же мне было идти воевать против них?"
Фронт приближался. Советские самолёты совершали налёты на портовые доки, которые находились неподалёку от их лагеря. Однажды во время налёта с одной из вышек стали стрелять по самолётам. Кто-то из лётчиков ответил. Очередь прошила крышу барака и убила нескольких наших пленных.
Известие о победе пришло неожиданно. Утром, 10 мая, никто не пришёл, чтобы вывести пленных из бараков на работу. И вот вбежал один из полицаев и известил, что война закончилась. На следующий день прибыли представители держав-победительниц. Пленным официально объявили, что они свободны, что с этого дня им будет выдаваться солдатская норма питания, больные получат медицинскую помощь и в ближайшие дни для них будет организована депортация на Родину.
Начались дни ожидания. Бывшие пленные группами ездили за 20 километров в Нарвик. Гуляли по городу. Ходили в горы на место уничтоженного нацистами лагеря смерти, куда, по слухам, должны были переправить и их. В этом лагере о заключённых напоминали только насыпанные бугры над траншеями, куда наспех прятали трупы.
Александр Иосифович уехал на Родину третьим эшелоном. На границе всем бывшим пленным была устроена проверка. Но он прошёл её без труда. Во-первых, нашлись три свидетеля, которые подтвердили его безупречное поведение во время плена; а во-вторых, в лагере он сумел сохранить свою медаль "За боевые заслуги". И вот ведь незадача - в плену, рискуя жизнью, он эту медаль сохранил, а в мирное время дал внучке похвастать перед ребятами во дворе, там старшие мальчишки эту медаль с неё и сорвали.
В фильтровочном лагере на границе, проходя медицинскую комиссию, Александр Лифантьев впервые после лагеря встал на весы. Результат его ошеломил - 38 килограммов! И это после нескольких недель нормального питания.
Получив документы, он выехал в Канск, где жили родственники. Сегодня Александр Лифантьев пенсионер. Увлечённость любимым делом, хоровым пением, придаёт ветерану жизненные силы. Вот только берёт его порой обида. Прослышал он как-то, что своим бывшим узникам Германия выплачивает компенсацию. Но когда он, вполне справедливо считая себя пострадавшей стороной, обратился по инстанциям, ему объяснили, что компенсация распространяется только на гражданское население, а он был военнопленным и ему ничего не полагается.
На мой вопрос, пели ли они в концлагере, улыбнулся наивности: "Нет, в лагере было не до песен!" И только когда пришла Победа, родилась у них там, в среде бывших заключённых, песня, как плач о пережитом:
Вот сейчас расскажу вам, родные,
Как жилось нам в плену в лагерях.
За баландою в очередь шли мы,
Еле двигали ноги свои.
Кто не мог - тот из сил выбивался,
Наземь падал, как скошенный сноп.
Полицаи его добивали.
Умер - вечная память ему!
Одна из великих и печальных реальностей войны - плен. И я не согласен с глубоко мною уважаемым Ю.Мухиным, который в своих книгах о пленных отзывается исключительно презрительно - пленные были, есть и будут всегда. И плен не признак трусости. В плену побывали Шарль де Голль и Уинстон Черчилль, причём оба в плен сдались. А трусами они не были...
Правда - там был несколько иной противник, чем у нас сейчас. И в те времена сдача в плен была военной традицией. Сейчас самому сдаваться в плен, рассчитывая на благородство врага - не только трусость, но и глупость. И всё-таки легко себе сказать: "Я никогда не сдамся врагу!" Но рядом разрывается мина, ты падаешь оглушённым - и, открыв глаза, видишь вокруг чужих солдат.
Последний патрон даёт осечку - как в ТТ Мусы Джалиля. Или просто - вдруг до воя, до жути становится жалко себя, и рука с оружием, направленным себе в висок, падает бессильно... а потом - поднимаются уже обе, потому что очень хочется жить, особенно если ты молод и впереди ещё годы жизни...
Начнём всё-таки с вражеских пленных. И сразу определим - такой пленный является ценнейшим источником информации. Именно с этой точки зрения его и надо рассматривать. Никаких человеческих чувств к пленному испытывать нельзя - после допроса его всё равно надо ликвидировать, так что нечего зря себе трепать нервы. Запомните принципы, которыми надо руководствоваться, общаясь с пленными - для сбережения своего же нервного здоровья:
1. На войне никто и никогда людей не убивает - на войне уничтожают врагов.
2. Врага к нам никто не звал.
Наиболее подходящие места для взятия в плен вражеского солдата - это туалеты, как ни странно звучит. В них человек расслабляется и не способен оказать сопротивление, ему почти невозможно применить оружие, он себя ощущает беззащитным и беспомощным.
При передвижении вражеской колонны на марше можно захватить того, кто идёт последним. Это легче всего и оправдано морально - тащащийся последним как правило слабак и физически и морально, такого легче "поломать". И наконец, иногда устраиваются специальные засады. Но такие засады делают только на важных птиц и с полной уверенностью в успехе.
Как производить допрос захваченного?
Чем меньше времени прошло между захватом и допросом - тем лучше. Ваша добыча должна нее успеть "отойти" от моральных переживаний. Идеалом вообще является допрос на месте захвата, но это не всегда возможно;
Допрашивающий должен громко орать и вообще изображать неадекватного человека, способного на месте отрезать пленному голову. Ещё кто-то может сыграть более спокойного - "удерживать своего товарища от немедленной расправы", даже посочувствовать пленному. Такая тактика приводит к тому, что пленный зачастую "раскалывается" ещё до применения физических методов воздействия, устрашённый безумным поведением захвативших его людей. Великолепно подобная тактика описана в заключительной главе романа Богомолова "В августе 44-го".
Важны внешние устрашающие детали. Можно демонстративно размахивать перед носом у пленного ножом, нарочито грубо обыскивать трупы его товарищей, отрезать кому-то из убитых ухо, невзначай продемонстрировать связку скальпов (не обязательно настоящих) - короче, создать у захваченного полное впечатление, что он в руках ненормальных убийц-фанатиков;
Пленный должен испытывать постоянный страх смерти - ни в коем случае нельзя дать ему успокоиться и начать думать логично и связно;
Если время для форсированного допроса упущено - подробно объясните пленному, что ему грозит в случае молчания и оставьте в покое на несколько часов, до утра, а сам допрос лучше всего начинайте в 4-5 утра, когда сопротивляемость человека максимально слабеет;
Можно подмешать в пищу пленному сушёный василёк - этот препарат вызывает сильнейший безотчётный страх;
Иногда - особенно с "южными" людьми - помогают насмешки и приём "на слабо" - мол, что с тобой разговаривать, ты же ничтожество, служил в обозе старшим помощником младшего говночиста, что ты там можешь знать-то?!.
Если пленный упорствует - наступает черёд физических методов воздействия:
Первое, что нужно запомнить - никогда не злитесь на того, кого вы пытаете. Злость подталкивает к убийству. Кроме того - твёрдо осознайте, что делаете это не ради удовольствия, а по необходимости - иначе очень быстро скатитесь до садиста, ищущего только случая помучить живое существо, таких случаев много;
Не поручайте пыток тем, кто имеет к врагу личные счёты;
Бить непрерывно можно не более часа - потом человек перестаёт ощущать удары;
Самые болезненные места на теле человека - подмышки, промежность, уши, ротовая полость;
Большинство людей очень боится потерять зрение;
Все боятся огня;
Мужчины боятся потерять половые органы;
Мужчины вообще менее выносливы, чем женщины.
Плен очень сильно меняет человека.
Будучи на свободе, никто точно не может сказать, как его преобразит плен.
Мне известен случай, когда осенью 1999 года инициативной группе одной организации удалось освободить русских детей из некоего "интерната" (публичного дома) на территории "сопредельного государства". Там содержалось около 90 мальчиков и девочек в возрасте 7-13 лет, отнятых у родителей под разными предлогами.
Поражало то, что до границы было всего 7 километров, а в здании даже двери не запирались! Никто даже
не пытался бежать - более того, дети боялись выходить, даже когда им объяснили, что они свободны! Позже выяснилось, что незадолго до этого на глазах у остальных охранники насмерть забили пытавшуюся бежать 12-летнюю девочку - она умирала в коридоре почти двое суток, остальных водили мимо неё по нескольку раз в день. После этого детей надёжно сковал страх.
Взрослые подвержены страху даже более детей. У них большой жизненный опыт встреч с опасностью и меньше склонность к риску. Статистика показывает, что 50% пленных стремится только к сохранению своей жизни, а 25% вообще идут на сотрудничество с врагом! И только четверть в плену сохраняет волю к сопротивлению.
В годы Третьего Рейха в школе Зонтгофена 15-16-летних подростков-добровольцев, из которых готовили
диверсантов, подвергали изощрённейшим издевательствам, закаляя на случай плена. Надо сказать, это давало свои результаты - мало кто из них позднее, во время войны, попал в руки врага живым, и никого не удалось перевербовать как нашей контрразведке, так и западным спецслужбам: они предпочитали смерть.
Но современный западный солдат труслив и нестоек. Обрабатывать его нетрудно, так как в его сознании разрушены воздействием "американской цивилизации" постулаты верности, отваги, чести - всё то, что помогает выносить тяготы плена. Конечно, русский человек, да ещё доброволец, особым образом воспитанный, даст больший положительный процент. Но это не значит, что он избавлен от мучений, связанных с пленом. Так как же вести себя в плену?
1. Больше всего пленного угнетают мысли о своём будущем. Они способны самым настоящим образом свести с ума. Осознание факта, что ты полностью зависишь от враждебной тебе чужой воли, ломает сильнее физических мучений. Поэтому - ни в коем случае не позволяйте себе опускаться! Как бы не было тяжело, страшно, больно - не поддавайтесь унынию. Заставляйте себя заполнять каждую минуту плена каким-то занятием. Не оставляйте времени для переживаний. Через силу, через "не могу" принуждайте себя думать, читать стихи, держать себя в чистоте, соблюдать правила поведения за едой (даже если ваш завтрак - кусок свёклы, а вместо стола - пол). Не давайте себе оскотиниться, перестать думать о будущем и верить в него!
ПРИМЕРЫ:
Террорист-революционер Котовский за два часа до объявления
Жёны английских и голландских офицеров, захваченные японцами в 1941 году, организовали в лагере на Суматре хор, который действовал до конца плена, несмотря на запреты.
Апостол Петр в римской тюрьме написал свои лучшие произведения.
Фельдмаршал Паулюс в нашем плену брился дважды в день.
Все эти люди остались живы. И это только крошечная часть известных примеров, первое, что мне пришло в голову "на тему". На самом деле во все времена тысячи людей вели себя подобным образом - и не только выжили в плену, но и сохранили честь воина, достоинство человека и верность Родине. Изо всех сил старайтесь сохранять веру в Отечество, в товарищей, победу дела, за которое пошли воевать добровольцем!
2. Враг будет стараться склонить вас к сотрудничеству и выведать у вас военные секреты.
Постарайтесь создать впечатление, что вы - "пешка" и ничего важного не знаете.
Не провоцируйте врага на жёсткие меры насмешками и показной бравадой - это хорошо только в кино и книжках.
Ведите себя спокойно и вежливо, прямо отвечайте лишь на вопросы о возрасте и звании. На остальные - " не знаю", "не имел доступа", "при моём чине мне это не сообщали".
Не лгите, стараясь подсунуть врагу дезинформацию! Опытный офицер даже из ложной информации способен сделать опасные выводы. Не оговаривайте живых товарищей, пытаясь переложить на них ответственность! Такая тактика очень распространена среди слабо мотивированных подростков - хулиганов и мелких преступников - на допросах в милиции. Но она порочна - ваши товарищи тоже могут оказаться в руках врага, и вас поймают на противоречиях. Можно попытаться списать всё на тех, о ком точно известно: они мертвы. "Он был командир... он всё знал... он приказывал... у него была связь..." и так далее. Никогда не верьте заявлениям, что, мол, "все ваши уже раскололись, один ты упрямишься..." - отвечайте только за себя!
3. Помните: враги окружают вас!!!
У военных следователей распространена, как и в милиции, тактика подлейшей, но очень эффективной игры "в хорошего и плохого". Предположим, вас три или четыре дня водят по ночам на допросы, не кормят, следователь кричит, бьёт, грозит пистолетом...
А потом вдруг всё меняется. Вас допрашивает новый офицер. Сочувствует. Предлагает поесть. Говорит тихо и мирно, сожалеет, что вы "оказались в рядах бандитов". Приказывает оказать врачебную помощь. Измучившись на допросах, вы волей-неволей потянетесь к этому ЧЕЛОВЕКУ, обнаружившемуся среди врагов. У вас появится желание просто поболтать с ним... ответить на безобидные вопросы... подписать протягиваемы бумаги... сказать несколько слов в камеру...
И вы - попались! Это - тоже враг, хитрый и опасный! Цели у окружающих вас людей в чужой форме одни и те же - просто методы разные. Никакого сотрудничества! Никакого расслабления, как бы не умоляли вас измученные тело и мозг! Или вы боец - или вы предатель, и не важно, каким образом вас склонили им стать, побоями или лаской!
Любое сказанное врагом слово - ЛОЖЬ! Любое лишнее слово, сказанное вами врагу - ИЗМЕНА товарищам и Родине!
4. Не исключено, что в конце концов враг применит к вам пытки - если не удастся убедить его, что вы ничего не знаете. Надо вас огорчить: по-настоящему умелой обработки из наших современников не выдержит почти никто. В её ходе человек превращается в существо, живущее одним инстинктом: избежать боли и мучений. Ради этого он готов на всё, и тут уже бесполезно даже обвинять его в предательстве - можно только пожалеть... Причём пытки бывают не только физические, но и моральные. В камере перестанут выключать свет - или наоборот, поместят в совершенно тёмное помещение. Или дадут в камеру постоянный монотонный звук. Наконец, могут по-старинке использовать клещи, паяльник, плеть, дыбу и прочие милые вещи.
На войне случается разное. Можно погибнуть. Получить ранение. А еще можно оказаться в плену. Когда враг волен распоряжаться твоей жизнью. Конечно, существуют различные конвенции и правила обращения с пленными. Но что делать, если враг их не читал? Остается уповать на Бога и верить в свои силы. А еще стараться остаться человеком…
Для пограничников Железноводского пограничного отряда особого назначения день 23 августа 1995 года начинался как самый обычный. В тот день начальник штаба отряда подполковник Александр Новожилов, начальник мотоманевренной группы отряда подполковник Олег Зинков, начальник контрразведки майор Александр Дудин, врач ПМП, прикомандированный из Кингисеппского погранотряда, майор Виктор Качковский и водитель рядовой Сергей Савушкин отправились на рядовую рекогносцировку. Пограничный отряд прикрывал административную границу между Дагестаном и Чечней в районе высокогорного города Ботлих.
В августе 95-го чеченские боевики пытались прощупать границу на прочность, атаковав одну из погранзастав. Пограничники успешно отбили нападение, и с тех пор на границе царила напряженная тишина. Было необходимо постоянно пощупывать приграничье. Для этого в Чечню периодически ходили разведгруппы отряда, прояснявшие обстановку. С одной из таких разведгрупп — майора Новикова должна была встретиться группа Новожилова. Группа дошла до Ведено и теперь возвращалась в Дагестан.
Встреча состоялась в районе горного озера Казенойам. Это красивое горное озеро еще называется Голубым из-за невероятно насыщенного цвета воды. В советские времена здесь даже был дом отдыха. Теперь он стоял заброшенным.
Встретив разведчиков и получив информацию, Новожилов приказал возвращаться. Разведчики ушли пешим порядком в горы. Машина с офицерами проехала в сторону озера, где водитель хотел развернуться.
Никто не подозревал, что именно там, у площадки находился противник. Как позже оказалось, разведчики притащили с собой из Чечни хвост. Группа боевиков гналась за группой Новикова, но догнать не сумела. Боевики уже собирались возвращаться, когда услышали шум приближавшегося УАЗа. Они устроили засаду. Когда на дороге показалась машина, ей первым делом прострелили правое заднее колесо. На дорогу выскочили десять боевиков, а на
«уазик» обрушился плотный огонь. Противник явно стрелял так, чтобы захватить пограничников живыми, но все же майор Дудин был ранен в ногу, а водитель рядовой Савушкин в руку.
Пограничники выскочили из автомобиля и рассредоточились. При этом Зинков, сидевший в середине, был вынужден залечь прямо на дороге, у машины.
Виктор Качковский: — Мы были как на ладони. Огонь со стороны чеченцев был очень плотным — головы не поднять. Когда на секунду возникла пауза, я крикнул по-чеченски: «Не стреляйте, у нас раненые!» Чеченский я знаю с детства — жил в Грозном. Боевики прекратили огонь, предложили: «Выходите, поговорим». Зинков поднялся им навстречу. Они подошли и с ходу стали меня избивать. Подумали, что я чеченец, внешность подходящая. Били ногами, прикладами. Разбили лицо. Только потом, посмотрев документы и поняв, что я офицер, отстали.
Первым делом чеченцы спросили: «Сколько вас?» Новожилов ответил: четверо. Он видел, что раненый Дудин сумел заползти за скалу и надеялся, что тому удастся избежать плена. Но чеченцы нашли раненого и принялись избивать Новожилова — за обман.
Александр Новожилов: — Наверное, я должен был застрелиться, ведь никогда в истории погранвойск офицер такого ранга в плен не попадал… «Пограничники не сдаются» — все правильно… Но это была другая война.
Раненых боевики повели в Чечню, на свою базу — хорошо укрепленный опорный пункт с пещерами, укрытиями из камней, ДШК. Боевики были крепкие, хорошо экипированные. Все, как тогда говорили, смертиники-«газаватчики» — с черными повязками на головах. Как позже выяснилось, это было одно из подразделений отряда Шамиля Басаева, боевики которого к тому времени набрались немало опыта в Абхазии и Нагорном Карабахе. Возглавлял боевиков Ширвани Басаев.
Александр Новожилов: — Когда нас привели к Ширвани, он первым делом жестом показал, что отрежет нам головы. Но узнав, что в плену оказались старшие офицеры, распорядился переправить нас на другую базу. Туда нас везли несколько часов, до места добрались уже затемно…
Поиски пропавших были начаты практически сразу после их исчезновения. Спешно были сформированы разведывательно-поисковые группы, которые отправились в район Казенойама. Разумеется, чеченцы были готовы к такому развитию событий и организовали у озера засаду. В нее угодила одна из групп во главе с командиром разведвзвода отряда лейтенантом Вячеславом Сисенко. Завязался тяжелый бой, в ходе которого был уничтожен один из бронетранспортеров отряда и погибли несколько пограничников, в том числе лейтенант Сисенко. Боевики также понесли потери. После этого боя положение пленных осложнилось, поскольку родственники погибших чеченцев пожелали выместить на них свою звериную злобу. Пленных спешно перевели на следующую точку, где передали так называемому «особому отделу юго-восточного фронта».
Александр Новожилов: — Эти «особисты» завязали нам глаза и отвели куда-то в лес, где посадили в железные клетки, закрытые брезентом, в клетках нас продержали несколько дней, регулярно шли допросы… Вообще нас постоянно переводили с места на место. Всего мы сменили где-то шестнадцать точек.
Очередной такой точкой стал Старый Ачхой, где пленных передали полевому командиру Резвану. О своем местонахождении пленники узнали случайно. Их держали в подвале старой школы. Охрана иногда давала почитать потрепанные книги, на которых стоял штамп школы Старого Ачхоя.
Пленных постоянно допрашивали и били. На допросах чеченцы говорили пленным, что те никому не нужны, что русские расстреляют их как предателей. Ну и, конечно же, склоняли к переходу в ислам. Кормили в основном подобием клейстера из муки, разведенной в теплой воде. Иногда доктору (Качковскому) разрешали варить на всех кашу.
Виктор Качковский: — Почему-то мне, как врачу, чеченцы доверяли больше, чем остальным, иногда удавалось подслушать разговоры боевиков на чеченском. Оказалось, что нас постоянно искали. Пограничникам удалось даже выйти на Резвана и начать переговоры об обмене. Позже узнал, что офицеры Кавказского особого пограничного округа даже собрали деньги на выкуп. Но Резван оказался слишком жадным.
С каждым днем в подвал школы попадали все новые пленные. Кого здесь только не было: армейцы, вэвэшники, фээсбэшники, строители и энергетики из Волгодонска, Ставрополя и Саратова. Были даже два священника. Одного пленные не хотят вспоминать, поскольку в плену он быстро опустился, потеряв человеческий облик. Особенно ему не могли простить буханку хлеба. Ее священнику дал кто-то из чеченцев. Так он даже не поделился ни с кем… А вот другой священник — отец Сергий заслужил уважение как пленных, так и чеченцев. В миру его звали Сергей Борисович Жигулин. Он честно нес свой крест — как мог поддерживал пленников, кого-то крестил, кого-то отпевал…
В начале зимы федеральные силы подошли к Старому Ачхою. В ходе боев снаряды то и дело залетали в селение. И, как назло, часто рвались рядом со школой. После очередного такого разрыва здание было разрушено. К счастью, подвал, в котором в тот момент содержались пленники, выдержал. После этого случая боевики увели пленных к горе, возвышавшейся неподалеку от селения, и заставили вырыть норы. В этих норах пленники прожили еще месяц. Не было ни печек, ни костров — чеченцы заставляли соблюдать светомаскировку.
Виктор Качковский: — Я уходил на день и даже на сутки. Приносил подстреленных кабанов. Убежать я не мог по трем причинам. Во-первых, в лагере оставались голодные товарищи. Во-вторых, в случае моего побега их могли расстрелять. В-третьих, чеченцам был известен мой домашний адрес. Они подбрасывали в почтовый ящик записки от меня, адресованные жене. Одну такую записку даже опубликовали в середине 96-го в газете «Аргументы и факты».
Примерно 12 июня несколько строителей сумело сбежать из лагеря. На следующий день лагерь подвергся наиболее мощному артобстрелу. Деревья ломало, как спички, в воздухе летали осколки толщиной в палец. От страха многих трясло мелкой дрожью. После этого чеченцы увели пленных в сторону грузинской границы. Однако там покоя не давала федеральная авиация, днем и ночью патрулировавшая окрестности. Тогда начальник концлагеря повел пленных в сторону Ингушетии, где оказалось гораздо спокойнее.
Новый лагерь был основан на самой границе Чечни и Ингушетии, в глубоком ущелье, куда не мог залететь вертолет. На тот момент пленных оставалось чуть больше тридцати человек. Их снова заставили строить блиндажи. Сибиряк Зинков сумел соорудить на берегу ручья самую настоящую баню. Впервые за долгое время пленным удалось нормально помыться и постираться. В бане Олег сумел даже обустроить парилку.
Отношения со стороны охраны здесь было приемлемое. Над пленными больше не измывались, никого не били. Но бежать из лагеря было невозможно — выход из ущелья был только один. Дни тянулись один за другим. Незаметно наступил сентябрь 1996 года. Позорным хасавюртовским миром закончилась первая чеченская. А пленные все сидели в одном из ущелий, без надежды на освобождение.
Спасение пришло в виде человека в форме полковника-армейца. Он появился в лагере в начале сентября. Один и без оружия.
Виктор Качковский: — Мы поначалу решили, что это еще один пленный. Звали его полковник Вячеслав Николаевич Пилипенко. Надо отдать должное этому человеку — настоящему офицеру! С Пилипенко к лагерю прибыли двое посредников из ОБСЕ, но они побоялись идти в ущелье. А он — пришел. Обнял каждого из нас и сказал: «Теперь все будет хорошо. Вам ребята недолго ждать осталось».
В тот же день Пилипенко без всяких условий забрал первого пленного — Евгения Сидорченко. Накануне он сильно обжег ноги, уронив керосиновую лампу. Пилипенко отвез его в госпиталь, а потом еще неделю каждый день приезжал в госпиталь, привозил пленным сухпайки.
Оказалось, что всю эту неделю велись переговоры об освобождении. После долгих торгов чеченцы передали федеральным силам двадцать пять пленных, в том числе и захваченных пограничников.
Александр Новожилов: — Нам завязали глаза, отвезли в пригород Грозного, в Заводской район. Поселили в вагончиках энергетиков, тех самых, что были с нами в плену. По дороге нас встретили журналисты с НТВ. Взяли интервью, а на следующий день приехали без камер, привезли продукты. Отличные все-таки ребята. Это было пятнадцатого сентября… В этих вагончиках мы постарались привезти себя в человеческий вид. Побрились-постриглись, даже где-то одеколон нашли. Один высокопоставленный чеченец к нам в вагончик зашел и языком прищелкнул — сразу видно, господа-офицеры.
Их обменяли 22 сентября. После пресс-конференции для иностранных журналистов пленных отвезли в Ханкалу, где еще находились федеральные войска. За пограничниками командование прислало сразу три вертолета. Их сначала перевезли во Владикавказ, затем в Москву. По дороге во всех пограничных частях освобожденных встречали как героев. А ведь они и были героями. Пройти через самые страшные испытания и остаться человеком — это ли не истинный героизм?!
Андрей МУСАЛОВ
Фото из архива редакции
Подготовка по противодействию конвенциональным методам ведения допросов. Что это значит?
Это значит, что все действия ведутся в рамках соблюдения женевской конвенции, и военнопленный не подвергается пыткам. Понятно дело, что соблюдение таких норм все равно очень относительное. Но, однако же, военнопленный на протяжении своего плена сохраняет целостность организма. Это главное.
В такой ситуации все зависит исключительно от вашей физической и психологической выносливости. То есть пока вы голодный, не пивший и не спавший, твердите «Янки–Чарли–Виски–Шесть–Шесть», и ничего не случится. Максимум - слегка попинают, не дадут спать пару–тройку дней, вы будете страдать от голода и жажды, но шансы на то, что вы ничего не скажете и вам за это ничего не будет, достаточно высоки.
Конечно, есть некоторые моменты.
Так, например, если вы обладаете реально ценной и важной информацией, то на вас будут пахать. И допрашивать вас будет не «interrogator» - следователь, а «enlister» - вербовщик.
Это специалисты, которые не только умеют задавать каверзные вопросы, но и опытные психологи, которые прекрасно умеют читать язык тела и великолепно сами им пользуются. То есть невербальные сигналы, которые вы будете пытаться генерировать практически в любом состоянии. Так же это будут специалисты в области распознавания лжи. Да–да, знатоки того самого «если вы, отвечая на вопрос, поднимаете глаза вверх - то вы врете, если вниз - говорите правду». Дело в том, что подобные вещи поставляют информацию только при комплексном рассмотрении. Каждый признак в отдельности практически ничего не стоит. Ну да ладно, не о том речь.
Фактически, в рамках конвенционального допроса вы вообще можете ничего не говорить. И вам за это ничего не будет. Ну может немного попинают, и не дадут пить, жрать и спать. Тяжело, но переживаемо. Особенно это касается ситуаций, когда вы являетесь носителем той самой важной информации. И с каждой минутой ее оперативно–тактическая важность уменьшается.
Это только в кино, зная, что боец попал в плен, его командование говорит: «Он им ничего не скажет!», и действует по старому плану. В реальной жизни то, что вас взяли в плен - это уже ошибка пленившей стороны. Почему? Да потому, что теперь у них есть максимум сутки на то, чтобы вас «чисто» расколоть и получить данные. Так как за сутки своим уже станет понятно, что боец пропал без вести и скорее всего попал в плен. А значит, все планы надо менять, чисто так, на всякий случай.
Небольшая ремарка по поводу «важности информации»
Даже если вы простой пехотинец, в звании рядового, и пришли в часть месяц назад, вы все равно владеете важной информацией. Просто потому, что вы знаете то, чего может не знать противник (или не знает точно). Достаточно сдать ФИО командира, и противнику станет известна часть, в которой вы служите. А дальше к делу подключится армейская разведка, и спустя пару часов будет известен боевой потенциал вашей части, связанные подразделения, потенциальная роль ее в действиях войск.
Короче говоря, просто фамилия вашего командира может дать в итоге очень много информации о ситуации в зоне боевых действий.
Поэтому просто молчите. Чтобы было проще, талдычьте всякую хрень, бессмысленный набор букв и цифр например. Самое главное, выберите тот набор, который легко запоминается, и в котором вы не собьетесь. Тогда, если допросы будут продолжаться долго, может произойти ситуация, когда вы находясь в состоянии измененного сознания (а вы в нем будете, не жрамши и не спамши), просто поверите в то, что вы даете им какую–то осмысленную информацию, а они, тупые скоты ее не воспринимают. Это спровоцирует внутреннее состояние злобы, и соответственно, увеличит вашу эффективность в противодействии допросам.
Как этому научиться осмысленно?
Вопрос сложный. Дело в том, что 95% военнослужащих не проходят подготовку по противодействию допросам. Просто по той причине, что подготовка к конвенциональным методам ведения допросов сводится к тому, что «Несите пургу, все равно ничего вам за это не будет…»
Все остальное зависит от личностных физических и психологических параметров человека, и его личной замотивированности. Те же рассказы про «спецназ» и их устойчивость на допросах базируются именно на замотивированности бойцов, на сохранение информации о своей группе/подразделении в тайне, и качественной физподготовке, которая позволяет переносить боль и бытовые неудобства намного легче, чем обычному бойцу/человеку. А не на каких то там супер–секретных техниках.
Так что занимайтесь своей физической формой, создавайте себе вескую мотивацию, и каноничный допрос, в рамках женевской конвенции вы либо выдержите полностью, либо расколетесь тогда, когда информация, которую вы можете дать, будет совершенно неактуальна.
Другой разговор, если речь идет о неконвенциональных методах ведения допроса
Любой человек, который понимает, что такое нормальный допрос, в ситуации, когда интересующаяся сторона не стеснена в средствах, вам скажет, что в данном случае факт того, что вы расколетесь - это вопрос времени. Причем временной диапазон, в котором вы все расскажете, будет очень небольшой.
Дело в том, что в подобных случаях целостность психики и организма человека не играет совершенно никакой роли для дознавателя. Ему нужна только информация. По большому счету, самый быстрый и простой вариант - это довести человека до состояния «Да дайте мне уже сдохнуть!!»
И не давать ему этого сделать. Причем не давать максимально неприятным и болезненным способом. Вопросы психологии тут, как правило, не затрагиваются. Ломать человека психологически долго, да и нет особых гарантий, что это сработает. Человек, которого сломали психологически, с большей степенью вероятности просто замкнется в себе и, возможно, поедет крышей. И добиться от него чего то внятного будет практически невозможно.
Так вот, есть два момента с неконвенциональными методами ведения допроса. И их надо понять для себя максимально быстро:
После допроса меня убьют.
После допроса меня не убьют.
По большому счету, если вы реально знаете что–то, что очень нужно противнику и может навредить вашим коллегам, то в плен и вовсе лучше не попадаться. Но уж если так случилось, то суицид станет самым простым выходом из ситуации. Особенно если понятно, что после допроса вам и так не жить. Другой момент, что времени на этот самый суицид скорее всего не дадут. Потому как обрабатывать начнут максимально быстро после захвата.
Вообщем, хуже, чем экспресс–допрос в паре километров от места пленения (ага, прям в лесу на болоте), ничего нет, так как колоть будут быстро и жестко. Начиная от изъятия ногтей из пальцев рук, а то и ног (а это куда как неприятнее, чем из рук), заканчивая «светлячком» - это когда в головку МПХ вставляется спичка и поджигается.
Про нехитрые вещи, типа засыпания соли в раны, даже никто и не говорит. Кстати, засыпание пороха в раны, с последующим поджиганием не так распространено. Боль может оказаться настолько сильной (зависит от места ранения), что может вызвать анафилактический шок и смерть. Вам то хорошо, а вот захватившим не очень.
Поэтому, если понятно, что после допроса вас выведут за сортир и пустят пулю в затылок, лучше проявите изобретательность и найдите способ самоубиться. Ибо опытный специалист даже из тела с отрезанными века и губами, опаленным до состояния угля ху..м и порванным березовым поленом анусом получит нужную информацию - говорить то этот огрызок все равно может. А предел боли, которую может вынести человек, можно узнать, только попав в такую ситуацию. В принципе, даже со сточенными напильником зубами и деснами человек может промычать именно то, что нужно, да еще так, что бы тот понял, о чем речь. Так что не тешьте себя иллюзиями, лучше самоубейтесь.
Если же ситуация складывается таким образом, что после допроса вас оставляют в живых, значит это имеет смысл для захвативших. И скорее всего вы будете использованы либо для психологической обработки (см. американских летчиков, которых обрабатывали советские и вьетнамские спецы вплоть до суицидальных попыток от осознания того, что они творили), либо для последующего обмена на кого–то ценного со стороны своих. И в этом случае отбивная, которая и на человека то уже не сильно походит, ценности не представляет.
Забудьте о кино. Свои прекрасно понимают, что инвалидом без зубов, части лица, пальцев и гениталий, вы очень вряд ли будете благодарны за спасение.
Так вот, если вам ясно, что вас хотят оставить в живых по итогам получения информации, и допрашивающие сами в принципе заинтересованы в том, что бы вы были максимально целыми, то тут появляются некоторые варианты.
В первую очередь, надо понять, каким образом на вас будут воздействовать в случае сопротивления допросу. Как это узнать? Да все просто - молчите. Как только критическая масса будет достигнута, к вам применят первые средства внушения. Опять же, это сигнал для вас. Если просто бьют, это не страшно, значит скорее всего еще раз, а то и два, точно так же будут бить. Это не страшно. Избиение, не преследующее цели забить насмерть, как правило, очень точное и рассчитанное по болевым ощущениям. Разве что случайно порвут селезенку, и вы благополучно сдохнете, так ничего и не сказав. Вобщем молчите, пока к вам применяют «первый уровень» физического воздействия.
Как только вас перестают бить и приносят клещи, время начинать говорить. Захлебываясь кровавыми соплями (а после грамотного мордобоя это несложно), расскажите о себе, свое ФИО, где родились, кто родственники. Скорее всего, это вызовет реакцию одобрения. В любом наставлении по ведению допроса говорится о том, что главное - что бы «клиент» заговорил. Раз заговорил - значит готов к контакту. Это даст вам некоторое время на то, чтобы прийти в себя, оценить обстановку и собраться с силами. Тем более, что вас скорее всего начнут спрашивать в рамках заданных вами параметров. Про маму, про жену, про «ты ведь хочешь к ним вернуться», про детей - «им ведь нужен отец».
Плавно переходя на более актуальные вопросы типа:
Кто такой,
Где служишь,
Кто командир,
Тут есть один момент - никто в реальности не предполагает вызвать у дознавателя понимание и сочувствие, дурных нема. Но если вы сначала начнете молчать на эти вопросы, а когда вас начнут снова бить (скорее всего все таки бить), вы начнете завывая орать «я не могу!», «мне нельзя!», «я не предатель!», то, скорее всего, это опять вызовет остановку в действиях и попытку с вами снова поговорить.
Поймите такую вещь - патологических садистов среди дознавателей мало. А профессиональных пытошников (то есть людей, которые ЗНАЮТ, как надо делать, чтобы человек говорил), еще меньше. И совсем мало профессиональных пытошников–садистов. Почему? А у них очень высокая смертность допрашиваемых, увлекаются граждане.
Так вот, никакого удовольствия, скорее всего, все их действия им самим не приносят. Вы вообще своим молчанием вызываете у них раздражение - они тратят время тут на вас, вместо более приятного и полезного времяпровождения.
И если вы начнете стенать, что, дескать, вам нельзя говорить то, что от вас хотят узнать, то с большей степенью вероятности вас снова попытаются разговорить. Начнут объяснять, что в таких условиях это не предательство, что все ломаются, это только вопрос времени и той боли, которую вам придется вынести. Что они и сами не рады это все делать. А время то идет.
Ваша задача в данном случае начинать отвечать не с первого уровня вопросов, то есть не с тех, которые от вас хотят получить сразу. А с «нулевого», то есть вроде как и отвечаешь, и о себе, но не совсем то, что надо. И так на каждом этапе. Вас спрашивают об одном, а вы отвечаете на предыдущую группу вопросов, только более развернуто. Один хрен потом все равно ответите на все, что спросят. Но каждый этап у вас будет разбит и растянут на более продолжительно время, и у вас будут перерывы, в которые можно будет собраться с мыслями, а то и вовсе сознание потерять. В итоге от вас получат все, что вы бы и так сказали, но и вы будете целее, и время потянете куда более эффективно.
Что касается вранья. Или, умными словами - дезинформации
Во времена той же Великой Отечественной войны врать было проще, многие детали было тупо никак не проверить. Сейчас же, в наш век чудовищной информатизации, за полчаса о вас без каких либо слов с вашей стороны будет известно довольно многое, поэтому врать надо очень осторожно, желательно имея в голове конкретную легенду для дезинформации.
Дьявол - он в деталях, помните? Искаженные или неправильно указанные мелочи могут в итоге привести к совершенно ложной картине.
Так, например, сказать, что группой командует не майор, а капитан. Мелочь? Да. Но заставит тратить противника больше времени на проверку ваших данных. Или сказать, что в группе не 10, а 12 человек, а пулеметов не три, а один. Точно так же можно искажать мелкие детали, такие как время выхода, время нахождения «в поле». Это и противнику усложняет задачу, и вам не так обидно, что вы впринципе рассказываете ему информацию, которую не надо рассказывать.
Самое главное - врать не нагло и не откровенно. Заветы доктора Геббельса хороши только при работе с массами, но не с человеком с профессионально уставшими глазами. Ну и да, принцип выдачи дезинформации точно такой же, как и в случае с правдивой информацией. То есть вас так же пытают, пиздят и клещами откусывают кусочки пальцев, но вы даете им неточную информацию.
Опять же, чувство своей хитрости резко поднимает мотивированность на выживание в таких случаях. Самое главное - помните, что если вас поймали на вранье, вам пиз..ец. Скорее всего целостность и здоровье вам на допросе сохранить не удастся, вся полученная информация будет проверяться максимально быстро, а вас в это время будут профилактически пиз..ить.
________________________________________
Важная ремарка:
Обратите внимание, что достаточно часто употребляются выражения типа «скорее всего» и «с большей степенью вероятности», потому что сказать точно, что и как будет происходить, невозможно. Тут надо смотреть на то, как развивается ситуация вокруг. Универсальных рецептов нет, все равно каждый раз все по–другому, и собственно от того, насколько правильно вы оцените ситуацию, и будет зависит итоговый результат.
По поводу мотивации
Личная мотивированность - фактор очень важный. Пожалуй, не менее важный, чем физическая подготовка. Общеизвестен факт, что работать с фанатиками сложнее всего. Во–первых, они очень жестко замотивированы на свою смерть, во–вторых, на преданность своему делу и своим братьям по джихаду. По большому счету, все эти разговоры и накрутка на тему «боевого братства» и «своих не бросаем» рассчитано на создание у бойца мотивации максимально долго молчать. Чтобы братьев не подставить, плюс уверенность того, что тебя не бросили, дает надежду, что придут и освободят.
Каким образом вы сами себе создадите мотивацию, это ваше дело. Если мы возьмем в пример какой–нибудь постапокалипсис, где вы живете со своей семьей небольшой общиной, то главной мотивацией для вас будет их жизнь и здоровье. И тут очень сильно играет роль то, насколько они РЕАЛЬНО вам дороги. Поэтому вопрос создания мотивации - это момент очень тонкий, и неоднозначный.
По поводу техник отключения сознания, и прочих вещей, рассчитанных на противодействие пыткам
Легенд и баек по этому поводу ходит дикое количество. А реальные техники закопаны под такими ДСП, что их и упоминать страшно. Причина этому очень простая - этим техникам не учат военных. Никаких. Потому что военных надо учить тому, как в плен не попадаться, и не расходовать ценное время на всякую фигню. Подобные техники рассчитаны на обучение сотрудников оперативной и агентурной разведки (желающие могут вообще ознакомиться с «Аквариумом» гражданина Резуна, дабы проникнуться всей мощью и суровостью советской разведывательной машины).